С Богом

Я не бланк отчетности, я не люблю цифры. Собери их в кулек и
иди нахуй. Это все портит меня, весь этот быт давит мне на башку. Дай мне новое
имя, чтоб меня называл так только ты, и больше никто.

У меня на коже красные пятна. На руках, ногах и спине. Это
от нервов. Я сначала думала, что это меня кто-то кусает. Тварь живет в диване,
или в подушках, по ночам выбирается на волю и ест меня. Побежала к врачу, было
страшно и стыдно – а вдруг у меня розовый лишай? Но нет. Мне прописали
успокоительное, и зеленую мазь. Эти пятна от нервов.

Ванная комната, обнаженная я, зеленая мазь. Густо выдавливаю
ее, цвета изумруда. Она с кедровым запахом, впитывается, повторяя мои изгибы и
контуры.

Я мажу ногти черным лаком, когда мне плоховато. Когда что-то
не клеится. Двумя слоями чернющего лака.

Я пою колыбельную сама себе. Засыпаю детским сном. Мне
снится красный борщ и спартанское восстание.

Напрямую состою из блевотных воспоминаний. Я – это улица
дружбы, васильковое небо, китайские трусы, бордель, куриные окорочка и кило
печенья.

Это иллюзия равновесия – у одного убывает, у другого
прибывает. Я ищу уединения, а ко мне в последнее время очень потянулись люди.
Может потому, что я стала проще? Схерали. Кажется, будто им что-то от меня
надо. Не выношу их грубую лесть и липкие тела. Отойдите от меня подальше,
пожалуйста.

Тарелка с остатками еды. Я даже не помню, что я жру. Сушится
белье, пожелтевшие газеты трамбуются в почтовом ящике. Я хочу затеряться в
большом городе. Там можно жить на автомате, ведь голос сверху всегда объявит,
когда тебе нужно выходить. Ты просто двигаешься в потоке, тратишь на это уйму
времени, и всегда есть возможность уйти в себя.

В этом крошечном городе нельзя затеряться. По дороге на
учебу я стопроцентно вижу пару знакомых рож, которые либо презрительно
отворачиваются, либо делают вид, что мы давние друзья.

Я принципиально не беру телефон. Звонят незнакомые номера.
Эти голоса хотят сообщить мне то, чего я не жду. Идите нахуй. Если вы понадобитесь мне, я найду вас сама.

Раньше я жаловалась на бессонницу, теперь – на моментальное
засыпание. Сегодня, облокотившись на унитаз, расчесывала волосы. Задумалась, и
словила себя на мысли, что засыпаю. Блядь, не хватало еще отрубиться на сливном
бачке. Быстро кутаю свое тело в полотенце и выползаю из ванной. Живу в какой-то
вялой дремоте.

Я бы даже хотела чувствовать боль. Боль для меня – как пинок
под зад. Я начинаю много убираться, читать, варить вкусное, рисовать и
сочинять. Боль – она как двигатель. Но я ничего не чувствую. Меня высосали. Мне
даже трудно заплакать, хотя раньше я была ужасным нытиком. Отец приносит
игрушки. Музыкального слона и машинку. Слон синий, машинка красная. Пока они
поют свою песню, я напрямую говорю с Богом.

Никогда не говорила с ним так. Всегда шепотом, в молитве. А
сейчас, просто смотрю в потолок и веду беседу. Благодарю его, за мое
безграничное счастье. Спрашиваю, как он смог создать для меня такого ребенка, и
где еще выдают таких же, с такими же ноздрями и ушами. Я шучу, надеюсь, он там
понимает меня правильно и тоже смеется.

---

Из чего же сделаны девочки?

Сидеть на балконе замерзает попа. Но я не могу не смотреть
на падающий снег. Я совсем не верю, что зима наступает. Хочу ли я этого?

Глубоко внутри у меня живет то сокровенное, которое прячу от
повседневности. Меня стали считать своенравной, грубой и эгоистичной. А я и
вправду такая, если мне все равно. Мне не нужны псевдо наркотики на завтрак,
обед и ужин. Я не желаю искать спасения в объятиях нелюбимых людей.

Я неспешно кладу хуй на пресловутый моральный долг и обстоятельства. Казалось бы, такую свободу нельзя себе позволить – слишком безрассудно выглядит. В меня тычут пальцем,
удивляются: почему одна? Вот хороший мальчик, вон там, и здесь тоже. Почему
одна?

Я не люблю, когда мне дают советы. Люди, которые много
рассуждают, как правило, не могут разобраться даже с собственной жизнью.
Типичная психология современных людей, которым подумать немного – уже труд.

Здесь мой дом. Он находится в центре. Я живу на третьем, и в
мое окно заглядывают любопытные звезды. Здесь я упиваюсь кофе, маньячно много
читаю и грущу из-за того, что мой рай ограничен краем майки любимого сына. Все
люди помутнели, и слились в один образ. Меня раздражает их тупость и холодные
прикосновения. Пожалуйста, не касайтесь меня.

Я давно отковыряла занозы своих обид. Мое сердце впало в
вялую дремоту безмолвия. Я учу себя, что не нужно отчаиваться, и тут же ловлю
себя на мысли, что я жива. У меня все хорошо. Обычно отсутствие желаний
сигнализирует о бессилии. А я боюсь горы свернуть случайно, поэтому все со мной
в порядке, я еще на плаву.

Он очень интересен мне, как … представитель вида. В нем есть
что-то странно привлекающее. Когда наши глаза встретились, я почувствовала
странную связь. Не могу не признать, что он красив. По своему, возможно, не
каждый заметит это. Но, мать твою, он красив так, что у меня подгибаются
колени.

Я уже разбираюсь в себе, поэтому иллюзий не питаю. Он очень
приятен мне. Невероятно, кажется, что по венам течет не кровь, а жидкое тепло.
Спасибо ему за это. Интересно, его губы такие же мягкие, как кажутся?

Святые угодники! О чем я думаю? Его образ как будто
впечатался в сетчатку моих глаз, я хочу его. Из чего же сделаны девочки? Из конфет,
пирожных, бантиков… А в меня, кажется, напичкан набор разномастных деталей,
непригодных для создания баб.

 

Я допиваю свой горький напиток и иду сворачивать одеяло в
комок, чтоб обнимать его во сне. Он мягкий, как и ты. Ты меня слышишь?

---

Щетка, бритва и шампунь.

Он ушел, оставив кучу своих вещей в моем доме. Забрал только
документы. Я вернулась, и по обыкновению увидела его джинсы, висящие на вешалке
для шапок. Я ненавидела, когда он так делал, но терпела и не трогала их.

Я срываю их с безразличием и бросаю на пол. Выгребаю его
рубашки и трусы из шкафа. Две куртки. Две пары сапог. Все на пол.

 

Зубная щетка. Шампунь. Бритва и носки. Заворачиваю в черный
пакет и завязываю намертво. Сдохните.

На холодильнике висят его стихи. Это что-то вроде традиции.
На любой праздник дарить мне сраный стих. В день, когда первый раз
поцеловались. В день, когда расставались на годы. В день, когда родился наш
ребенок. Я не рву их, не выбрасываю. Складываю вчетверо и убираю в шкаф. Меня
тошнит от них, от его почерка, но их нужно сохранить. Иначе мне никто не
поверит.

Мне итак никто не верит. «Он не любил тебя». «Он, наверное, просто хотел тебя трахнуть?» «Побоялся
ответственности и сбежал, мудак?»

Я слышу это и представляю, кем выгляжу в их глазах. Женщина,
принимающая у меня заявление об алиментах, смотрит на меня брезгливо.

- Что значит, не знаете адрес его проживания? Вы что, не
знаете, где находится отец вашего ребенка? Вы ведь встречались… близко… эм…. на
какой-то территории. Вы не знаете, где он работает? Вот когда узнаете, тогда и
приходите. Относитесь к своим мужчинам
внимательнее.

Я вылетаю из кабинета. Замызганной папкой с документами я
прикрываю лицо. Я плачу, блядь. Мне обидно. Потому что я нормальная. Я хорошая
девушка, а со мной разговаривают, как с трассовой блядиной.

Мне не нужна его ебанная тыща. Мне ничего не нужно от
него. Справка. Всего лишь ебанная
справка, что я не живу за его счет.

Зубная щетка. Бритва и шампунь. Пусть земля вам будет пухом.

---

Чайный пакетик

В моей жизни бывают моменты, когда я ставлю чайные пакетики
на аватар. Я не больная. Просто это такое чувство внутри меня – отфильтровать свою
рожу.

Скрыть. Занавесить. Чайный пакет одноразовый. В такие
моменты мне кажется, что и я такая же.

Ну почему мое сердце похоже на половую тряпку? Я не жалуюсь,
не подумайте. По ночам мне снится какая-то дрянь. Ебучие рога, я так мало сплю…
И даже в эти скудные часы не могу отдохнуть.

К отсутствию сна привыкаешь. Не сразу правда. И вот потом
уже перестаешь получать от него удовольствие. Просыпаешься, засыпаешь, или не
засыпаешь… И так каждый день. Позавчера уснула в банке в очереди. Было стыдно,
когда тетенька тормошила меня, а я, невнятная пыталась сообразить, где я
нахожусь, и где Мишин сок.

Боюсь заснуть за рулем.

На часах пять утра. Я открываю глаза и лежу в постели.
Свернувшись калачом на полу, фильтрую свои мысли. А почему бы не убраться на
кухне? Действительно.

Город спит. Нотки рассвета уже окрасили небо в пурпурный. Я
мою посуду, оставшуюся с вечера и складываю тетради в сумку. Молчаливо
рассуждаю:

Раньше я очень любила сериалы про медиков. Сейчас уже
немного подташнивает от вида белого халата. Оно и к лучшему – надо
придрочиться.

С утра ничего не ела. Желудок сжимается и начинает болеть.
Сглатываю. Умоляю, прекрати. Меня раздражает мой голос и моя рожа. Деньги из
продажи портрета трачу на хорошее успокоительное. Хотела купить то, что для
шизофреников, но оно только по рецепту.

Портреты. Я работаю. Я пашу. Хуярю как ненормальная. Я рисую
мужчину с глубокими глазами. У него томный взгляд, немного тяжелый, но он по
своему красив. Все руки в графите, я устала. Сажусь, и нет сил доползти даже до
кровати. Так и засыпаю на столе. На следующее утро по дороге на учебу я вижу
его на перекрестке. Он едет за рулем и разговаривает по телефону. Парень с
глубокими глазами. Я смотрю на него, как больная, узнаю в нем родное. Ведь я
провела с ним полночи, будь он неладен.

С этими портретами у меня сформировалась фотографическая
память. Я просто находка для сыщика. Я
как пес принюхиваюсь к людям. Вглядываюсь в каждую черту собеседника. Для меня
важны руки и глаза. Ухмылка. Изгиб бровей. Ноздри и морщины на лбу. Через пять
минут разглядывания я могу нарисовать его по памяти. И рассказать, что его ждет
в ближайшем будущем.

Меня бесит пара человек. Хочется ударить их по голове битой,
или резиновым членом. Я клацаю по клавишам быстро, так, что символы
расплываются. Просите, но я засыпаю.

---

Дебил-аутист

Не хватает сил на революцию.
Мой взгляд застывает на его предплечьях. Боже, ну нахрена создавать
людей такими красивыми?

Я валяюсь дома в задумчивом состоянии. Сегодняшний вечер –
самый подходящий для размышлений. Все
проходит. Те, кто вчера слушал с тобой музыку из второго наушника, начинают
игнорировать тебя. Люди вырастают,
накаливают кучу комплексов, цепляют новые шмотки для понта.

Я пялюсь на его фотографии. Его образ преследует меня, как
навязчивая галлюцинация. Его руки – большие и сильные. Его голос – мягкий и
бархатный. Он как будто обнимает меня им. Мда… Вдыхаю глубоко. Теплая волна
внизу живота становится обжигающей. Бред, нам никогда не быть вместе. Я вся
такая… грубая. Прямолинейная. Не идущая на компромисс. Ебаная эгоистка.

Я бы прогнулась под него. И я даже готова к моральному
рабству. Я, как женщина, должна его слушаться. Готовить только вкусное. Гладить
джинсы с любовью. Нюхать его рубашки, пока он не видит. Всегда быть нежной и
ласковой. Я, блядь, такая и есть… Просто
меня по кусочку убивают. Уничтожают. Но я храню это в себе для него.

Я хочу заснуть на его большой сильной руке. В
12 ночи. В час, когда в моем доме громко тикают часы. Сумасшедшие. День за
днем, час за часом. Тик-так. Тик-так. Хочется взять и расхерячить эти часы к
ебеням. Они как будто тыкают в меня
одиночеством. «Смотри, сука. Ты виновата сама».

А они ведь правы. Сколько не прикрывайся красивыми фразами
из книг, лучше не будет. Гораздо проще придумать «вкусные» отмазки, вроде
колдовства и стечения обстоятельств, чем банально сообщить всем спрашивающим –
меня не любили.

Меня не любили. Меня обманывали. Об меня вытирали ноги, а я просила еще. Помню,
лежала на кровати в одной футболке и плакала. Черная косметика размазалась по
лицу, а он смотрел на меня с омерзением. Я не умею плакать красиво, как в
фильмах. Я ною навзрыд, всхлипываю и кричу.

Я кричу ему, чтобы он не уходил. Остался со мной. Целую его,
но он не отвечает на поцелуй. Он холодный как статуя, и я замерзаю от его
ледяных глаз. Трясущимися руками пытаюсь обнять его. Останься, блядь, неужели
это так сложно, гребанный ты мудак.

Он поднимается с кровати и кидает в меня детскую
пеленку. Наш общий ребенок лежит рядом.
Я вытираю черные разводы с щек и молчу. «Хватит истерить. Иначе я тебе скорую
вызову», - бросает он. Проверяет ключи в кармане и уходит. А я так и остаюсь, с
испачканной рожей и маленьким ребенышем на кровати. Тогда мне казалось, что я
виновата сама. Недолюбила. Недоласкала. Недокормила борщом.

А теперь понимаю. Не любили меня.

В тот момент моя жизнь пронеслась перед глазами. Я самая натуральная тупая пизда, как можно
было этого не заметить? Не заметить, что тебя элементарно не любят.

В меня снова и снова летят камни. Я не употребляю наркотики,
не занимаюсь проституцией и считаю себя достойной человеческого отношения. Почему
мне сложно доказать, что я не вселенское
зло?

Как дебил-аутист доказываю это с пеной у рта. Берегитесь
таких, как я.

---

Километры обнуляются

Дни летят с необратимой скоростью. Я взвешиваюсь. Все в порядке, хотя почему-то чувствую себя слоном. Может, этот тяжесть в душе?..

Болит там, где никому не видно. Я сухая, как засохшее дерево. И мне плевать на людей. Я горю от любви, я просто схожу с ума от любви к своему сыну.

Я никогда и никого так не любила. Дура, думала разбираюсь в этом. Смыслю. Смотрела на мужчину и думала - я его люблю. Он - часть меня. Мое сердце, все без остатка.

Дура, не разбиралась в этом. Смотрю на Мишу. Упиваюсь его запахом, схожу с ума, когда трогаю его уши и щеки. Неужели так возможно, неужели во мне есть столько любви?

У меня не осталось мечты. Я мечатала о городе огней, который ждет меня. Мечту у меня украли, и разбили у меня на глазах. Не могу собраться с мыслями. Подобрать все осколки и склеить воедино. Создать себе новую мечту. Не могу, из страха снова потерять. А может лучше и не мечтать ни о чем?

Сегодня ко мне подошел мужчина. Он стеснялся и смотел в пол. Мямлил что-то, я почти ничего не поняла. А потом он поднял глаза и так серьезно сказал: " У вас самые красивые ноги, которые я только видел". Приятно только потому, что ноги у меня как раз-таки не очень.

Перед кем я виновата? Перед собой. Слишком много времени у меня ушло на иллюзии. Иллюзии красивой жизни. Хотела не как у всех. Хотела, чтобы круче всех и лучше. И совсем не заметила, что барахтаюсь в озере, в котором полным полно людей. Мы все одинаково хотим выбраться, и все одновременно тонем.

Мои дороги заканчиваются тупиками. Пройденные километры обнуляются. Я боюсь, что так и останусь сухим поленом на всю жизнь. Я начинаю сочинять музыку на клавишах, и упиваюсь ею. Госоподи, сколько творческой энергии ты запихал в меня? Молюсь глубоко в себе, чтобы она никогда не кончилась. Без нее я - совсем труп.

Сильный человек в настоящем – слабый человек в прошлом. Я крепчаю по мере взросления. Я никого не боюсь, как раньше. До сих пор не верю, что дети во дворе называют меня на "вы". Так хочется выбросить из рук ключи от машины и побежать к ним. Попросится в игру, подружится со всеми. Моя оболочка не позволит сделать это. Быть может, когда Мика подрастет, у меня будет такая возможность.

---

Хуи

Я наливаю себе горячий чай. Зеленый, пахучий. Я только проснулась и хочу видеть прекрасное и пить свой чертов чай.

Открываю контакт. О нет, очередной извращенец жаждет плотской любви. От меня. А, нет. Не очередной. Вы только гляньте, как он пишет. Его бы талант да в мирное русло! Ну хотя бы фото хуя не прислал, что радует. А то, как сейчас помню, пару недель назад....

Фу бля. Мне хочется блевать. Ненавижу, сук! Зачем они делают это?! Я чувствую себя ужасно грязной после подобных вещей ! Фу бля. Фу нахуй!

Это сблев протекает на две с половиной страницы. Я прокручиваю, не читая. Да и вам не советую - стошнит. Я пишу, что он ебучий извращенец, и как только таких земля носит.

Он извинятеся. Говорит, что мол, сидит на зоне. Уже семь лет. Скидывает зоновские фотки... Баб нет, нихуя нет. Вот и приходится. Мда, я не верю, но спорить себе дороже. Пишет грамотно, излагает мысли вполне адекватно. Говорит, убил хача. Нечаянно, в драке. По тупости своих мозгов отвечаю ему.

В этом была моя ошибка. Надо было забанить тварь сразу. Через пару-тройку сообщений он скидывает мне фото хуя. Блядь. Нахуй. Пиздец. Ебать. Я подовилась чаем.

Я не могу одного понять! Это что - приятно?! Эксгибиционисты хреновы!!! Почему в моем агенте и в лс в контакте постаянно всплывают ваши хуи! Я не могу закрыть сообщения, потому что мне пишут клиенты - они заказывают у меня портреты. Да чтоб у вас не стоял в 25 лет! Импотенты хуевы, твари ебучие!

Извините, накипело.

---

Любимый сосед

Изо дня в день. Вновь и вновь. Мои соседи ебутся. Каждый
день. Каждую гребанную ночь. Как
психи-извращенцы. Соседи сверху ебутся строго в час ночи. После того, как уложат своего сумасшедшего
ребенка спать. Соседи снизу ебутся преимущественно днем. И ночью.

Я стучу, как одержимая по батарее. Верхние прерываются на миг, и я слышу шаги.
Он подходит к окну, достает железный предмет и начинает колотить по батарее мне
в ответ. Вот пидар!

Я подхожу к детской кроватке и проверяю. Все в порядке, этот
мудак не разбудил моего ребенка. В противном случае, я бы поднялась к нему и
отрезала ножницами причину моего беспокойного сна.

Потолок скрипит. Назойливо и сухо. Эти извращенцы еще
умудряются разговаривать о том, о сем.
Наверное, обсуждают меня, фригидную завистливую старушонку.

Потолок скрипит все сильней. Кажется, что вот-вот обвалится,
и я стану очным свидетелем их семейной драмы.
Он кончает, и скрип прекращается. Я выдыхаю. Улыбаюсь. Кажется, мне
сейчас еще лучше, чем ему.

Я будто превратилась в дряхлую плюшевую игрушку. Лето износило мой организм, но я не хочу его
отпускать. При мыслях о зиме начинает болеть голова.

Я просыпаюсь еще до рассвета, встаю и заправляю
постель. Из окна пахнет дождем. Это лето
вообще им пропиталось.

Снизу живет Юра. Я не знаю, кто он. Где работает, и что жрет
по утрам. Просто его баба так громко орет его имя, что пришлось заочно познакомиться.
Она орет не от радости, и не от доставленного счастья. Она кричит матом, просит
его остановиться. Кричит, что ей больно, как ненормальная. Глуховатый Юра
продолжает. Это происходит средь бела
дня, и однажды даже я хотела позвонить в милицию. В самом деле, может там,
снизу, пока я ем апельсин, происходит насилие?

Но через пару недель я привыкла к Юриной половой жизни.

Я выхожу на балкон и вижу, как из Юриной квартиры на
подоконник выползает кошка. Видимо, ее тоже заебала эта неженка, и кошка вышла перевести дух. Мы с ней, похоже, друзья по несчастью.

Я выпиваю стакан молока. Вернее, полстакана. Молоко
закончилось, и я выжимаю последние капельки. Надо дотерпеть до вечера, до
похода в магазин. Ведь без молока мой дешевый кофе невыносимо горький, с
сигаретным привкусом.

Настает вечер, я собираю волосы в хвост и надеваю спортивные
штаны. Пиздуй в магазин , Римма. Мой
почтовый ящик помяли хулиганы. Пока я стою между первым и вторым этажом и
выпрямляю его, дверь напротив открывается. Выходит мужчина, звенит ключами, одет
прилично. Юра, это ты?

Проходит мимо. Тыкает в ящик и улыбается. Мол, мудаки
помяли, я вас понимаю. Молча хуею и
отворачиваюсь. Пошел ты в пизду, Юра, я
тебя скоро ментам сдам.

Когда возвращаюсь, укладываю ребенка спать. Доброжелательный
сосед сбоку решил прибить картину. То есть две. А может и двадцать две. Борюсь с
желанием взять молоток и пойти настучать ему по голове.

Нет, молоток – это радикальный метод. Дипломатия. Вежливость
и дипломатия. Я открываю входную дверь и чуть не сбиваю с ног соседку, которая,
видимо, стояла и вынюхивала, чем я там занимаюсь. Смотрю вопросительно в глаза. Мямлит.

Говорит, растем быстро. Большие уже. Спрашивает, кто
приходил вчера. Может, я чего-то не понимаю?
Люблю я вас, мои соседи. Вы мне как родные стали. Скучать не даете, и мозги ебете едвали не больше, чем родня. И половая жизнь у нас одна на всех.

---

Ебать, и я опять облилась кофе!

Меня уже не душат чувства.
Я жду хорошего времени, в тихой заводи своего одиночества. Обманываюсь ?

Я отдаю накопленное тепло мужчине, и он принимает. Благодарю небо за новый день, провожаю
уходящий. Я ухожу от себя. Мне нужно
идти, ведь в движении чувства не так
душат, как ночью, когда ворочаешься в постели, собирая одеяло в плотный комок,
чтобы было кого обнимать во сне.

Мне все говорят не принимать близко к сердцу. Откуда, блядь, им знать,
какова глубина моего сердца?! И где для него – близко? Я сама иду и потихоньку поднимаю камни, о
которые когда-то спотыкалась.

Может быть, о боли стоит говорить, когда уже примирился с
ней? Зачем-то же существует целая армия
психоаналитиков. А ему они не нужны, он сам сведет с ума кого хочет.

Он не бывший пациент психбольницы и не выживший из ума. Он в состоянии влиять на меня. Из поздней весны
сделать раннюю осень. Из холодного ветра
- морской бриз. Он был здесь совсем недавно. Здесь витает его запах. А
его следы в сердце неистребимы.

Я остерегаюсь ночных сквозняков. Одеваю вязаные чулки. Для
профилактики. Я сама себе не нравлюсь и
изнываю от собственного присутствия. Но ему почему-то я нужна. Что это? Проявления чистоты и доброты?
Зачеркиваю, и прихожу к выводу, что я человек-дурак. Отсуствие обучаемости на собственных ошибках
сигнализирует о бессилии и тупизме. Это как раз мой случай

.

Блядь, надо завязывать, иначе легко оказаться в шестой
палате. Сквозняк щекочет голые пятки. Я его жду. Вот сейчас он придет, принесет
в мою квартиру свой запах и я снова буду плохо спать. Валериана на полочке, я справлюсь . Жизнь
больше не выталкивает меня на обочину, я иду где хочу. Не вникаю в философии,
не пририсовываю ему несуществующие черты.

Месяцы кажутся короче дней.
Я соединяю свой маленький мир с большим миром, чтобы не запутаться в себе. Мудрости не учишься у других, к ней приходишь
сам, вставая на ноги после каждого
нового удара судьбы.

Сегодня мой мир ограничен краем его майки. Я перестала
слышать в себе море, и хуй с ним. Может скоро услышу ветер.

---

Слишком много правды говорится в шутку. В пизду бы загнать всех этих юмористов.

Я не живу как приличная девушка. Не пишу умные стихи. Не
слушаю советы старших. Они мне ни к
чему.

Нет в моей жизни места успешному окончанию института, первому поцелую в
парадной, шумной свадебной прогулке, псу
с умными глазами и монотонному сексу с
любимым мужем по средам.

Я хочу дом с деревянной верандой. Я ненавижу людей из своего прошлого, кто бы
они ни были . Делают вид, что не замечают. Обсуждая за спиной мои странные
повадки и неудачничество .

При встрече же обязательно поцелуют в щеку и лицемерно спросят: «Куда же ты пропала?»

Если бы у меня был муж, бегающий к проституткам, не знаю,
как поступила бы. Говорят, что муж – не мыло,
не сотрется. Зачем ходят? Чтобы
попросить ее о том, о чем не скажешь жене.
И если честно, я понимаю их. В последнее время вообще стала замечать
какое-то душевное родство с мужиками.
Женщины раздражают как вид. Я бы не смогла с ними жить.

Я стою в прокуренном заведении на противоположной улице.
Здесь водянистое пиво, невкусная закуска и доступные официантки. Хитроумный администратор лапает за ляжку
подвыпившую гостью.

На меня здесь смотрят как на мясо, и я отворачиваюсь.

Ко мне подходят пьяные посетители, и дыша в лицо алкогольным коктейлем, пытаются

завязать краткосрочные отношения. Я не вслушиваюсь, и лишь ускоряю шаг.

О Боже, пьяную гостью развезло, она сняла обувь и танцует на
парапете. Сутулится. Косметика размазана
по лицу. Оптимистичная репетиция смерти.
Бабы, пожалуйста, не пейте.

Через час ее отвезут на съемную квартиру в
черте города и трахнут втроем.

Наутро она проснется. Не утруждая себя поисками
трусов, поправит макияж и побредет домой, толком и не помня, что было накануне.
Премьера прошла на ура. Занавес.

---

Монолог

Не суди меня строго, Господи, я всего лишь сотворена по твоему образу и подобию. Но в отличие от тебя, бесплотного, вечного и благостного, - из соединения спермы, плоти и холодного бытия. Каждый мой день – день открытых дверей в сумасшедшем доме. Презираю людей, и себя заодно. Когда нечего сказать – держу рот на замке. Рома, дальше не читай, закрой это.

Я хуевая и неправильная, неоправдывающая надежды и застрявшая в детстве. Так говорят. Говорят, говорят, а потом идут в пизду. Люблю тех, кто делает мне больно, татуировку на сердце не смоешь. Что же это я? Лижу руку собственного палача.

Тошнит от людей, которые целуются при встрече… Почему же вы не целуете сантехника у дверей, который пришел чинить вам унитаз? Поцелуй – это ведь серьезно, это вам не трахаться. Он пробуждает самые тонкие нотки человеческой матрицы. Поцелуй – весомее дружбы, секса, быта на двоих. По крайней мере мне, нелюдимой дикарке, так кажется.

Изучаю фотографию. Пробую человека на ощупь – визуально. Внутри меня – монолог, болтаю о том, о сем.

 

А я глупая, опять практикую доверие. Убить, разрушить, не доводить до греха. Засунуть поглубже в жопу свою нежность и доброту, чтобы об нее не вытирали хуй. Связи случайные – результаты печальные. Все люди слились в туманный образ, похожий на инопланетную бадягу. Иду по дырявому асфальту, мелькают ноги в ботинках и синих кроссовках «адидас»

 

 

---

Жвачка

Последние три месяца меня преследует желание напиться сам на
сам. Никогда не поздно, нифига не больно. Алкоголь - крепче любых объятий.

По ночам меня кусает какая-то дрянь. Все подушки, одеяла - к
чертям. Переселилась на пол. Тоска. Что это?
Изнуряющий поиск своего человека, даже когда знаешь его местонахождение.
Душа просит дождя. Плечи просят дождя. Все тело его просит.

Когда лежу в ванной, прячу руки под воду. Выбор невелик -
мерзнут либо руки, либо ноги. Так и в жизни: выигрывает тот, кто умеет
сворачиваться калачиком. Уметь привыкать к обстоятельствам - полезный навык.

 

Если бы только я могла выпить больше одного бокала вина. Но,
к сожалению, у моего тело свои расценки. Я становлюсь молчаливой, меня клонит в
сон. Я говорю пошлые и глупые вещи. Нет, пить нужно определенно сам на сам.

Меняю листья, сохраняю корни. У меня нет долгов перед
прошлым. Почему же оно не отпускает меня? Я смотрю в окно, и вижу себя во
дворе. Я маленькая, с длинной нелепой косичкой. Мне не хватает на мороженное, и
я покупаю жвачку. Со слезами жую ее. Глотаю свои слезы и приторный яблочный
вкус.

Мои волосы стали непривычно длинными. Долго расчесываю их,
упиваюсь их темнотой. В который раз борюсь с желанием отпилить под корень,
сложить в пакет из под пельменей и вынести подальше из дома, как ворох своих
обид.

Бесполезно планировать что-то. Я плыву по течению и
улыбаюсь. Говорят, у тебя все хорошо, ты стрижешься коротко и мало ешь. Я
слушаю, и злюсь про себя, что интересуюсь. Улыбаюсь, на лице - маска
безразличия. Любовь обычно и бывает такая: сначала она - это теплый вязанный
шарф, он греет и обнимает. А потом начинает колоться, и ты рано или поздно
сообразишь на нем повесится.

Сегодня мне хватает на мороженое, но я покупаю яблочную
жвачку. В жизни меняются приоритеты, поменяются и эти. Когда нибудь я забью хер
на то, что волнует меня сейчас. Запечатаю в пакет из под пельменей и вынесу во
двор. И буду смеяться весело и искренне,
как никогда.

Внутри меня - лампочка. То зажигается, то гаснет. Я умею
привыкать к обстоятельствам. Научилась жить без шоколада, без любимого кота,
набережной. Без друга, которого любила всем сердцем. Без понимания со стороны
близких, без бутербродов на завтрак. И без мечты.

---

ИДИТЕ НАХУЙ

Все эти мрази предали меня. Ублюдки без совести и чести. Научили не верить людям, и грязно
использовать их.

Иногда мне кажется, что эта семейка искала жертву, вроде
меня, очень долго. Как-то слишком хорошо и болюче у них получилось.

У них широкий круг общения.
Она, как глава семейства, отлично ладит с детьми. Все вокруг говорили, что она замечательный
человек, что ее родственники, должно быть, счастливы с ней.
Она была другом для всех и
каждого – тем, кто помнит о днях рождениях чужих жен и дарит подарки чужим
детям. На новогодние праздники ежегодно
она организовывала сбор денег на подарки детям из детского дома.

Она была желанным
гостем, любимой тетей, человеком, которому все доверяли. Доверилась и я.

К счастью для меня, все осталось в прошлом . В вонючем и гниющем во мне
прошлом.

Эта женщина улыбалась мне в глаза, обнимала меня.
Отворачивалась спиной и открещивалась, как от прокаженной. Ведьма. Падла.
Скотина. Меня надо уничтожить.

Я пизда. Нет, честно вам говорю! Я пизда еще та, могу
ответить кому угодно, накосячить, нахамить и перейти дорогу. Но нет. Здесь я
была чиста, как ангел. Неустанно молилась за нее, и всю ее семью, просила
Господа Бога, чтобы она полюбила меня, как дочь. Да я была ангелом, мать вашу! Святоша, не
иначе.

Толи от недостаточного усердия в молитвах, толи от дурного
нрава, она так и не воспылала ко мне любовью. Разве что наоборот.

Сегодня мне написали. Написала часть этой семьи-мафии.
Очередное обвинение. Очередной камень в мой растоптанный огород. Начитавшись
моего дневника, часть семейства сделало вывод, что я лживая тварь, и меня нужно
проучить хотя бы словесно.

Уважаемые мрази, нечаянно заблудшие на мой дневник. Идите на
хуй! Хуй на идите. Хуй идите на.

Незнающим ничего о моей жизни, о реальном положении вещей,
сообщаю – меня бросили, растоптали сердце, обманули и выкинули на обочину
жизни.

И не надо меня жалеть и мне сострадать. Не нужна мне ваша фальшивая
помощь. Сосите хуй, пожалуйста.

Уважаемым людям, которые пишут херню из зависти , сообщаю –
оказаться вам в таком положении не пожелаю. Я уже два месяца питаюсь
молоком и яйцами. Так что завидовать
нечему. И у меня не красивые глаза. Они красные от недосыпа. И петь я нихуя не
умею, это аудиошоп, пиздешь и провокация. И я совершенно не талантлива. Я
дрочила пальцы в кровь, истирала карандаши, чтобы добиться похожести в
портретах, чтобы хоть как-то самостоятельно заработать.

Уважаемым похотливым мудакам, сообщаю – у меня маленькие
сиськи. А фотки у меня красивые, потому
что я фотограф и знаю, как правильно встать, чтобы хорошо получится. У меня много шрамов на теле. И мне не нужны
ваши деньги и подачки. Я в голодный год за чашку пельменей не продамся. Вас так же прошу идти на хуй.

---

С упорством,
достойным лучшего применения я замазываю в фотошопе вспухшие вены на руках. От
тяжести. От вечных тяжелых сумок и колясок. Они не живописны, и их надо убрать.

Больше всего на свете я не хочу жить в условиях тирании,
грубости и постоянной ревности. Я не
подлая. Знаете, в Африке жил такой
император Бокасса. Однажды он приказал всем школьникам страны купить
президентскую школьную форму, дешевую и некачественную. Когда африканские дети
от 7 до 14 лет пришли ко дворцу, их
схватили, связали, уложили в ряд и раздавили грузовиком. За рулем сидел сам
президент.

Или вот еще пример с Лениным. О Боже, Ленин! Наш герой,
великая задница и прыщ на теле России. Не
смотря на то, что он считал голод «полезным прогрессирующим фактором», он не
был кровожадным. Когда хотел кого-нибудь
убить, не клеймил, не давил грузовиком, а просто писал веселую записочку в
стиле «Стоит расстрелять сотенку-другую попов в этих областях».

Так и живем. Народ велик, страна гнилая. Газ-батюшка,
нефть-матушка.

Ночь. Мы сидим на деревянном балконе, где воняет псиной. Я,
свесив ноги, на столе. Он – курит, облокотившись на раму.

«Когда я был маленький, - рассказывает он, - я воровал у
матери конфеты. Я воровал, а она била меня за это тапком. Однажды она попала по уху, и у меня пошла
кровь. Я засыпал, давясь соплями, с окровавленным ухом, а она на кухне складывала
конфеты обратно в пакет».

Я протягиваю ему кусок шоколадки. В его глазах я вижу отражение свое души, прозрачной,
детской и чистой.

- Я сделаю тебе больно, - говорит он и смотрит испытующе, -
Страшно?

Мне страшно, но я глотаю свой страх и набиваю рот шоколадом.

- Не-а.

Он бросает сигарету, не сводя с меня глаз.

- Пойдем! – звучит его жесткий и уверенный голос. Он берет меня за руку, помогает слезть. Я послушно бреду за ним следом, как

завороженная. Никаких вопросов: куда?
Зачем? Надолго ли? Он входит первый в кромешную темноту, волоча
меня за собой. На меня укоризненно
смотрят старые совковые обои и уродливый фикус. Меня тошнит от этой комнаты, и
от переизбытка сладкого.

Он закрывает дверь на ключ. В свете керосиновой лампы я вижу
цветы. Кажется, это розы. Должно быть, красные, но в этом мертвецком свете они
кажутся пугающе черными.

Он снимает майку, а я давлюсь своим ребячеством, стесняюсь
его и молчу. Сердце колотится, глаза в
пол. Он сделал мне больно, очень больно, а я плакала. Нелепо вытирал мои слезы,
целовал в подбородок. Совковая комната заляпана кровью и шоколадом. Черные розы
плачут вместе со мной.

В моем затуманенном сознании осталась память о физической
боли всего дважды за жизнь. Первое
воспоминание – старый уродливый роддом, я кричу и молю о помощи всех святых.
Второе – та самая ночь. Вспоминая об
этом, я смеюсь. Ведь я не боюсь физической боли : после себя она оставляет
терпкий оттенок наслаждения от пережитого.

Позже он сделал мне больно еще несколько раз, переехав мое
сердце грузовиком.

"Ты мой личный сорт героина", - скажут ванильные бляди. "Ты мой личный Бокасса" , - скажу я.

 

---

Детство

Я знаю: кажду секунду в колодец капает время. Неумолимо и
безбольно. И вот мне приснилось, что сердце мое не болит , и оно стало целым.

В его доме царил кавардак, который он по закону жанра

называл творческим. Он много и красиво пиздел. Про жизнь, про лето и соседку
Машу с большими сиськами. Никогда не стеснялся меня, говорил напрямую, и в
благодарность я любила его ушами.

Он был для меня не той болезнью, от которой мучительно умираешь. Это скорее, что-то типа

диабета. То есть, все зависело от
меня. А я, такая дура, все же сдохла.

Миша спит, набегавшийся, пахнущий всей сладостью детского
сна. Вздрагивает ногами во сне, как щенок.
А я топлю свое одиночество в зеленом чае. Я когда-то пила его, сидя на
окне второго этажа – ждала его с работы. Он звонил, говорил , что
уже подходит. А я натягивала чистую красивую майку, расчесывала пальцами волосы – все быстро. Кладет трубку, увеличивает
шаг. Он подходит к дому через двадцать две секунды и открывает ворота. Я,
красивая, машу ему с окна и улыбаюсь.

Чай стал горчить – пакетик уже перезаварился. В школе я ничего не понимала в мальчиках,
меня все больше тянуло к страноватым патлатым идиотам. А однажды я влюбилась в учителя. Он , кстати,
был фотографом.

Тыкал пальцем в мой монитор и учил, как правильно замазывать прыщи на фото. Потом брал свою огромную камеру и делал
снимки. А я смотрела и мечтала, что когда нибудь буду так-же… С большущей
камерой, тыкать пальцем в монитор и учить молодняк. Он казался мне красивым, сильным и
талантливым. Временами мне хотелось сломать ему палец, на котором он
предательки носил обручальное кольцо.

Я была очень толстой, с длинной нелепой косой и одевалась как монахиня в миру. Наверное, мои вросшие в мозг комплексы родом из детства. Дети всегда смеялись надо мной, выливали компот в гречку на перемене, обзывали слоном, или тушей.
Теперь все интересуются – почему у меня нет друзей? Дружба она ведь
крепкая, только если детская. А у меня в детстве…. А что, у меня учитель
охеренный был.

---

Люди-зеркала

Приезжайте! Приезжайте в наш хуевенький городок.

Я бегу. Опустив голову на грудь и не поднимая глаз. Бегу - и не смотрю никому в лицо. Ведь я уверена, если подниму глаза - каждый увидит ледяные образы, застывшие в моей душе.

Я знаю людей, которые хорошие. Они не трахаются в комнате с иконами, стесняясь Христа. При этом, не брезгуют грязными деньгами и унижают других. Я знаю людей, которые плохие. Они не ходят в церковь, потому что их никто не научил молиться. Они кормят облезлого кота в подъезде и никогда не бьют слабых.

Приезжайте в наш городок, и этого добра вы увидите с лихвой.

Я неподвижно вытягиваюсь на постели, сжав кулаки. У меня кружится голова, я почти не сплю. Сижу на полу, раскачиваясь из стороны в сторону и монотонно повторяю "я торт наполеон". Я ращу в себе страх, и ненавижу себя за это. В зеркале я вижу сумасшедшие от боли глаза идумаю, какое же я животное.

За окном истошно воет кошка. Я просыпаюсь в семь утра, в квартире пахнет стиральным порошком. В дверь настойчиво звонили. "Врач", - подумала я. Встала и открыла дверь. На лестничной площадке веселый узбек старательно крепил листовку с надписью "Установка водосчетчиков" к кнопке звонка на моей двери.

Время выбора. Я поступаю, как свинья. Нещадно игнорирую людей, сторонюсь и замыкаюсь. Ради них же, и ради здравого смысла, который не заменишь чувствами. Я плохая, люди. Прошу вас это учесть.

Я не победившая, не проигравшая. Любившая, дерьмом измазанная. Отмываюсь, мажусь кремом, чтобы люди не почувствовали смрада. Моя память не блокирует обиду, легкие не выдыхают прощение, а помутневшее сознание отказывается работать с эмоциональным паводком. Я десять лет работаю на фабрике по производству любви, младшим обслуживающим персоналом. Надоело, и хуй с ним. В условиях безработицы выбирать не приходится.

Люди-зеркала. Люди-убийцы. Жду того дня, когда отпадет необходимость отражаться в них. Такое вообще прощать себе нельзя, только в условиях сильного эмоционального голода.

---

Нужно выпить

Очерки старых дневников.

У него в руках было столько силы, что хватило бы двоим с лихвой. Мне постоянно становилось дурно от собственных эмоций, в животе щипало. От близости его необыкновнного тела все внутри меня трепетало, а голова кружилась.

Я, видимо, выдавала своим щенячьим взгядом свое отношение к нему. Он - хозяин, я - питомец, ждущий ласки и лакомого кусочка из тарелки хозяина. Он смотрел ровно, слегка иронично, как будто играл со мной. Тупая привычка у меня - одариваю человека несуществующими чертами, и теряю голову, как шестиклассница.

Он некрасив. Нетипичен. Грубоват, брутален. Он своей мужской некрасивостью заставляет мои мозги плавно перетекать в живот. Не могу спокойно смотреть на его руки. Бля, нужно сконцентрироваться. Боже, какие красивые пальцы! Вот бы их нарисовать.

Его голос очень грубый, басовый. Он что-то говорит мне, а я увлеченно слушаю. Я смотрю на его ширинку и прикидываю, сколько мне еще нужно выпить вина, чтобы не думать, а делать. Быть может, думали мы в этом плане одинаково, но никто не озвучивал свои мысли.

Я целую его в небритую щеку. Мне колется, но я торчу от этого, и ловлю еще больший кайф. Думаю о тех мудаках, которые пытались так или иначе наладить со мной контакт. Кто эти люди, кто эти скоты? Кто они, бездарные потребители, моральные инвалиды, евнухи, шизофреники, черные дыры, грязная вода, латентные импотенты, безыдейные градусники и грязные толчки. Я сама выбрала, и он - моя нирвана.

Зима холодная. Время местное, мысли легкие. Здесь многие ненавидят меня люто. Им кажется, моя еда слаще, постель теплее, жизнь проще. Ошибаются, все по другому.

Я ничего не умею, кроме как любить. Я не рисую, не шью, не пою, не играю. Я люблю. И он - мой бордель. Кружу вокруг его дома, чувствую, еще одна ходка против ветра обеспечит мне воспаление легких. Зайти не решаюсь - там внутри его пальцы, щетина и ширинка, а мне еще хочется сохранить остатки гордости.

Мороженое, куриные окорочка и шоколадная паста. Наш холодильник просит прощения, жужжит. Он ищет варенье - у меня воспаление легких. Гладит меня по щеке и укоризненно смотит, мол, шлялась без куртки в универ. Не, я ему пожалуй не скажу, что это болеют не легкие, а моя гордость.

---

Он и шлюха

Бля, он был хорош. Я любила его, и он меня любил. Но наша любовь разнилась примерно так же, как любовь к кошкам и пирожкам с кошатиной.

Я просыпалась с ним по утрам, как будто за ночь прожила жизнь. От послелюбовного похмелья кружилась голова. Чувствовала себя на десять лет моложе, на сто лет мудрее. А хули, я ведь самая умная.

Сердце поет, душа скачет, как у подростка после первого посвящения. Как у Евы, отведавшей яблочка.

А теперь контуженная. Не оружием вражьим, а своей тупостью-глупостью. Но я ведь не об этом.

С утра, в фартучке на голое тело, приношу ему булочки. Свежая, после душа, волосы мокрые. Внимательно смотрю, как он ест, наблюдаю как ребенок за незнакомым взрослым. Считаю его родинки.

Пристаю сама, и не стыжусь этого. Смеюсь, как ребенок. Бля, он был хорош. Если отбосить всё его прошлое, эту дурацкую шелупонь, он был неплохой.

Мне сказали: "Терпи, дорогая. Бог терпел и нам велел". А я кричала и кидалась кухонной утварью. Нет, ну в самом деле, мудак же! Ты только послушай, какой мудак!

У этой пизды противные светлые волосы, и шлюшьи зеленые глаза. Она мнит себя красоткой, но мой глаз художника все видит. Она оголила сиськи, одела короткую юбку и пошло улыбается. А он сидит напротив, играет какую то попсовую шелуху на гитаре и поет. Он поет для нее. Так, как будто готов выкинуть этот фендер в окно, и выебать ее прямо здесь, на этом продавленном диване, не боясь что пружинки матраса вылезут и вопьются им в жопы.

Потом она уходит, а следом и он. Уходят искать место потише, где назойливые пружинки не будут беспокоить их крепкие тела. Они ебали мне мозги как перед концом света, как будто в последний раз. А я, наивная простота, ревела и не хотела стоять на пути у "настоящей любви".

Мне становилось все больнее. Боль была сложносоставной, как клубок. По ночам, прежде чем забыться коротким и глубоким сном, я плакала. Проснувшись однажды с омытой душой, поняла - хуйня это все. Пошел он в жопу, со своей зеленоглазой пиздой. У ящерицы взамен оторванного хвоста отрастает новый (ящерица - это я). Новый хвост - новая жизнь.

Он, кстати человек глубоко верующий, презирал атеистов, сатанистов, и других "истов", мечтая надавать им библией по шее. Будучи верующим в Христа, ненавидел верующих в Аллаха. Пытался разобраться, кто достоин быть посредником между Богом и людским мусором? Эта шлюха пела в церковном хоре и слыла хорошей при храме.

С тех пор ненавижу их всех. Верующе-неверующих. Религиозный мир - это мафия, не поделившая Господа. Для таких, как они (с шлюхой), в аду уже выделили котел.

---

Тупица

Живым из жизни не уйти никому. Подохнешь, это я тебе говорю.

Я проснулась. Как всегда, на полу, под тонким пледом. Свет ночника создавал камерную обстановку. Ночь! Вот мое время. Когда она настает, я просто физически ощущаю сладкий комочек там, где индусы отметили главную чакру.

А тут еще розы - стоят уже неделю и отчаянно пахнут. В мозгу что-то царапает, мол, не надо так. Раскроши все нахуй, и не допускай до греха. Одиночество - привилегия, которой я дорожу больше всего.

Нелюдимая дикарка - это диагноз.

Прохожу мимо зеркала, цепляюсь за силуэт. В глазах отблеск то ли муки, то ли безумия. Я нихуя не расту, я хочу играть во дворе с детьми. Снимаю майку hello kitty, она крутая, очень идучая. Рассматриваю себя со всех сторон. Осунувшиеся плечи, я сутулая. Я не похожа на картинку, у меня нет пресса и средняя грудь. Торчат ключицы. Я начинаю танцевать, просто так, под тишину. Мои движения плавны, а в горле пульсирует сердце. Что со мной блядь? Галлюцинирую наяву, от переполняющей гармонии. Чувствую ее не хуже, чем зубную боль.

Я всегда думала, что меня будут любить за мою душу, я ведь такая хорошая. Тупица. С годами детский наркоз стал отходить, и картина прояснилась. Обычно мне делают комплименты, которые подразумевают, что я хорошая бабёнка и забавно, что я вообще могу говорить. Какой бы то ни было образец мужской особи считает своим долгом выделить мои внешние данные. Вы что, не видите, что меня раскачивают на космических качелях ангелы и демоны? Мое искусство и творчество нужно и понятно только тем, кому оно адресовано. То есть никому.

Продаю себя. Продаю творчество. Продаю руки, продаю мысли. Покупатель всегда найдется. Когда нибудь и сама продамся за жирный кусок мяса, просто так, от морального голода. Мода мутирует, развивается, а я даже не знаю как выглядит айфон.

Власть тоже мутирует. Дикари, точно вам говорю. Всаживают гарпуны в тело, втаскивают на палубу китов, беременных китих, китят и еще живых режут и сдирают кожу. Люди, китихи - да какая разница? Это цивилизация.

Ведь диктаторы никогда не отличались любовью к себе подобным, все - от Понтия Пилата до Гитлера.

---

Дайте выпить

Молюсь. За всех брошенных, преданных, умственно отсталых, за всех калек, бедных и недужных. Не за себя – мало, что-ли мне, скотине? Не зря же природа дала мне на руки столько козырей – внешность, мозги и характер. Осталось только взрастить в себе лицемерие, и жить можно.

Мешаю свои мозги огромной ложки. Мои мозги, моя каша. Всегда даю немного денег бездомным, они в душе честные. Их глаза так и говорят: « Не ебите мне мозги! Дайте выпить!» Прохожие не дают ни капельки. Выебывают мозги, и они дохнут.

Вот что я думаю: мои мозги останутся девственными до моего последнего вдоха. Пускай мозгошлюхи мучаются, а я не буду.